Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]
— Теперь я должна идти на паспортный контроль, — выдохнула она.
— Мы чуть-чуть подождем.
— Чего?
Хороший вопрос. Я взглянул на табло, на котором высвечивались все рейсы и время отлета. Ее самолет улетал по расписанию через сорок минут.
Я пытался одновременно следить и за входными дверями, и за регистрационной стойкой. Пока мне не удалось увидеть никого из своих знакомых.
— Не думаешь же ты отправиться в Лондон в гордом одиночестве?
Она не удостоила меня ответом.
Но тут появился Мюус со свитой, которая состояла из полицейского из Отделения по работе с иностранцами, двух констеблей в форме и еще одного человека, которого я никак не ожидал здесь увидеть, Александра Латора.
Я слышал, как Кари Карсте вскрикнула, я тут же крепко взял ее за руку. Все было как на свадьбе, когда жених предпочитает удержать колеблющуюся невесту перед алтарем, когда в церкви внезапно появляется ее бывший возлюбленный.
Одновременно я автоматически сделал полшага вперед и чуть поднял свободную руку и открыл рот, но мне нечего было сказать. Латор не удостоил меня даже взглядом, полным презрения. Он просто посмотрел сквозь нас — сквозь меня и Кари Карсте.
Она прошептала его имя, но он даже не повернул головы ни на сантиметр. Его лицо окаменело, а глаза заледенели. Свита проводила его прямо к паспортному контролю, а Данкерт Мюус задержался с нами.
Он зажмурился, словно желал, чтобы в следующее мгновение, когда он откроет глаза, мы исчезли. Но мы по-прежнему оставались на месте.
— Что ты здесь делаешь, Веум?
— Провожаю свою знакомую. — Я кивнул в сторону Кари Карсте, которая от удивления потеряла дар речи.
Мюус посмотрел на нее долгим взглядом.
— По-моему, мы уже где-то встречались.
Она открыла рот, но я ее опередил.
— В конторе Иоахима Бернера. Она работает его секретарем. Она в курсе всех дел Карла Бернера.
Мюус грозно взглянул на нее.
— Тогда мы приглашаем вас, фрекен, в качестве свидетеля.
Она взвилась.
— Но я через полчаса лечу в Лондон!
— Отложите вашу поездку на потом!
— Но я уже прошла регистрацию!
— Я помогу вам забрать ваши вещи.
— Но… Вы не имеете никакого права так поступать!
— Нет? Я уже запретил Иоахиму Бернеру лететь тем же самолетом в Лондон.
Она открыла и закрыла рот три или четыре раза, но так и не смогла произнести ни слова. Ей оставалось только так крепко сжать губы, что они побелели.
Я не выдержал и вмешался:
— Иоахим Бернер? На том же самом самолете? — Я с удивлением посмотрел на Кари Карсте. — А я-то думал, что это…
— О чем ты болтаешь, Веум? — рявкнул Мюус.
Я медленно покачал головой и попробовал собраться с мыслями.
— О том, что на вкус и цвет товарища нет. Кто-то любит матерей, а кто-то любит дочерей. А кто-то отцов. — Я вновь посмотрел на Кари Карсте. — Да, у вас есть что-то общее.
Она было собралась что-то сказать, но тут же прикусила язык.
Я повернулся к Мюусу.
— Но в чем дело — вы все-таки высылаете Александра Латора?
— Он летит в Лондон. Я… Он летит в Лондон. И это не обсуждается.
— Но он же ведь тоже свидетель?
— Если уж ты был так добр и достал нам такую замечательную свидетельницу, то я не знаю, нужен ли нам Латор.
— Ты шутишь?
Он кивнул.
— У нас есть его заверенные свидетельские показания. Когда будет суд, если понадобится, мы вызовем его.
— У вас такие хорошие связи с полицией на его родине?
— Но он летит в Лондон, Веум.
— Какая разница?
Около стойки регистрации билетов дожидались своей очереди четверо последних пассажиров — деловая женщина лет тридцати в серой юбке и меховом полушубке, седовласый старик в инвалидном кресле, которое катил молодой полный парень в голубых джинсах и черно-красной клетчатой куртке и молодой денди с тщательно уложенными каштановыми волосами, усиками а ля зубная щетка, в ярко-красных очках в металлической оправе и с красным чемоданчиком «дипломат» в руках.
— А что с остальными делами? — спросил я.
— С чем именно?
— Убийство в Аквариуме. Сирен Сэвог. Пожар полуторагодовой давности.
— Я же ведь сказал, что мы держим все под контролем.
— Но…
— Пожар — ты-то какое имеешь к нему отношение?
— Ты прекрасно все понимаешь, Мюус. Отпечатки пальцев умершего человека, смерть которого засвидетельствована Александром Латором.
— Ты ошибаешься, Веум. Латор был просто так называемым отрицательным свидетелем. Единственное, что он подтвердил, это то, что он не видел, как Асбьерн Сэвог уходил из горящего дома. Но он, Сэвог, все-таки выбрался оттуда.
— И оставил после себя труп. Мило.
— Вот именно. Он оставил после себя труп, Веум. Иначе зачем ему было скрываться все это время? И единственным человеком, который знал правду, была его жена — Сирен Сэвог.
— И она тоже умерла.
— Именно. Мы тоже не идиоты, Веум. Мы тоже заметили связь между событиями. Альтернативную развязку.
— И это…
Он перекривился.
— Это…
— Послушай, Мюус, расскажи мне все. Сирен Сэвог была очень дорога мне.
— Не говори так, Веум… Я предполагаю больше, чем… ну хорошо. Коротко. Мы не исключаем возможности того, что именно Сэвог убил свою жену как опасного свидетеля.
— Значит, вы все-таки согласились с тем, что она не сама выбросилась из окна? Вы теперь отказались от этой идиотской теории?
— На основании отпечатков пальцев мы с уверенностью можем утверждать, что именно он убил Хенрика Бернера в Аквариуме. Но это не имеет ничего общего с делом Карла Бернера. Самый обычный любовный треугольник.
— И где же Асбьерн сейчас?
— Мы найдем его, Веум. Вся полиция Норвегии поставлена на ноги. Через несколько дней мы объявим официальный розыск по стране.
— А почему бы не сейчас?
— Потому что мы не хотим давать ему понять, что именно и как много нам известно. Но будь спокоен… — Он оглянулся. — Мы держим под контролем все возможные пути, по которым он может выбраться из страны.
— Но кто тогда сгорел на том пожаре, Мюус?
— Успокойся, в свое время мы узнаем и это.
— У тебя будет много дел, если ты действительно собираешься заняться всем этим.
Кари Карсте нетерпеливо переминалась с ноги на ногу около нас. Четверо последних пассажиров направлялись на паспортный контроль.
— Тот банковский счет в Лондона, ты проверил его, Мюус?
— Пока нет. У меня было полно других дел.
Я вопросительно посмотрел на него.
— На том листе, который ты нам дал, были прекрасные отпечатки пальцев. Самые хорошие отпечатки получаются на глянцевой бумаге, как ты знаешь.
